Он нервно, прислонившись спиной к стене клуба, курит, кусает губы и крепко сжимает телефон в руке. Отправил уже третью смс-ку, а ответа нет. Нет! Нажимает на кнопку вызова, с почти сжирающей изнутри ненавистью глядя на фотографию друга. Он называет его другом за глаза. Тогда, когда он не слышит, когда не слышит никто, кроме него самого. В сердцах, с надеждой, что все-таки, они друзья. Они ближе, чем кажется на первый взгляд. Он называет его так потому, что нет сил разорвать эти отношения. Нет сил послать его к хуям, нет сил, чтоб забыть его. Да и как он может? Роман грызет зубочистку, крутит на пальце фамильный перстень, и уперто пялится в экран телефона. Возьми, возьми, возьми! Да возьми ты эту чертову трубку, придурок! Сегодня отец ворвался в его комнату с очередным скандалом. Он нашел в кармане его пальто пакетик с кокаином. Вернее, с его остаткам. Он орал долгих двадцать минут, и на его вопли стянулись все: мать, сестра, даже дом-мать ее-работница! Роман сидел на краю кровати, копаясь в своем телефоне - просматривал фотки с ночи, о которой он с трудом что-то помнил, и улыбался краем губ. Отец выхватил телефон и разбил его о паркет комнаты Романа. И тут-то должна была грянуть буря, но отец прервал все куда раньше. Сухое "ты едешь в полицейскую академию", и после - к его ногам летит этот чертов почти пустой пакет с кокаином. "Завтра! Завтра, твою мать!". Кажется, Лита дрожащим голосом проговорила "но это же наверняка не его...", а мать лишь плакала, зажимая рот рукой. Роман хотел что-то сказать, но не смог - разбитый телефон занимал куда больше места в его эмоциональном спектре, чем новость, сказанная отцом.
Академия. И не простая! Полицейская. Он хмыкнул, когда в его комнате осталась лишь Лита, села с ним рядом, и сжала в кулаке злосчастный пакет.
- Молчи, - сказал Хенсли, не глядя на заплаканные щеки сестры. Черт,ему было стыдно. Перед нею, перед Литой. Она столько раз прикрывала его, хоть и не одобряла, а теперь что бы они не сказала - это бес толку. - Будем надеяться, что там так же как и в фильмах.
Плачущая сестра с трудом засмеялась, а Роман, усевшись на колени рядом с нею, выругался, сгребая остатки телефона.
- Сука.
Прошло почти два часа с этой ссоры. Два часа, на протяжении которых он тщетно старался вызвонить Дейна. Он должен знать! Он должен знать, что его отсылает из города. Родной Нью-Йорк останется позади, и его ждет суровый режим полицейской академии. Наказание... Роман искренне сомневался, что хоть что-то станет для него реальным наказанием. Баловень судьбы, и с этим ничего не поделаешь. Нога соскальзывает со стены, и оттолкнувшись, он выплевывает зубочистку, с силой стукнув кулаком по стене - больно. Кривится, кусает губы, снова нажимает на кнопку вызова - игнор.
- Твою мать, Озборн! Гори в аду! - дверь открывается, и долетает грохот музыки. Роман с силой отталкивает какого-то, уже в дупль убитого паренька, врывается в клуб, быстро, через ступеньку, поднимается на второй этаж - там уютней, и устроившись на диванчике, достает косяк. Закуривает, откидывает голову назад. Нога нервно отстукивает знакомый ритм, играющий в его голове, и время словно ускоряет. Да-да, детка. Вот так, чуть быстрее. Это то, что ему сейчас нужно. Быстро, скоротечно, без оглядок. На руки присаживается какая-то барышня, и открыв глаза, Хенсли слабо улыбается. Первое, что он видит - полную, налитую здоровьем грудь девушки, а уж после ее лицо. Тоже ничего так. Даже очень ничего. Она целует его, и ее язык оказывается у него во рту. Роман вяло отвечает, а пальчики грудастой сжимают его ширинку. Роман подается вперед, отталкивая ее от себя, и сквозь зубы шипит нервное "пошла вон!". Она посылает в его адрес матерные слова, и спотыкаясь идет к лестнице.
- Шалава.. - затяжка, другая.. Он отключается, улетает, отрывается от вдавленного, протраханного дивана, как тяжелая рука ложится на его плечо. Звуки знакомого голоса словно грузики, приковывают к реальности, и Роман плавно возвращается в сейчас. Снова гремит музыка, но голос Озборна громче - в самом ухе.
- Не ори, еблан! - дернул головой, оттолкнув парня, но тут же, бросив в пепельницу косяк, притягивает его к себе за ворот куртки. - Нам надо поговорить!
Но Дейн вторит его словам. Оба, проталкиваясь как ледокол сквозь пьяную толпу, направляются к выходу. Роман толкает дверь и по винтовой лестнице оба поднимаются наверх. Крыша. Сюда, на крышу одного из престижных клубов Нью-Йорка пускают лишь элиту. А Озборн и Хенсли, оба, как раз из таких. Здоровяк охранник кивает, пропуская обоих, и вот уже прохладный осенний ветер отнюдь не ласково бьет по лицу. Роман разворачивается на месте, и снова тянет Озборна к себе за ворот куртки. Здесь тихо, всего парочка человек. Но здоровяк, что следом за Дейном, приказывает всем уйти. Они остаются вдвоем, а последнее, что слышит Хенсли, это "приятного вечера, мистер Озборн, мистер Хенсли"... Если у тебя есть бабло - ты король мира. А у них бабла куры не клюют.
- Боже, ты скотина. - похлопывает его по щеке ладонью, и с улыбкой, пусть и нервной, уселся на диванчик. Прохладно. - Я завтра еду в чертову даль. Квантико... Хотя нет. Там же ФБР... - смеется и смотрит на Дейна. Дозировать информацию - его конек.

Дейн всегда ведет себя странно. То он бросается колкостями, демонстрируя как клал он на всё и всех, то залипает минут на пять-десять,не произнося ни слова. Он выпускает кольца дыма в сентябрьский воздух Нью-Йорка, пока Роман, растянувшись в полусидячей в полулежачей позе повествует о том, что собирается свалить. Вернее, отец хочет, чтоб он взялся за ум. Ему не было еще двадцати одного, а именно с такого возраста в Америке принимают на службу в академии, но отцу очень уж хотелось выставить сына из дома и поскорее сделать из него адекватного человека.
Вчера он слышал, как он вычитывал матери, причитал и ревел волком о том, что не понимает, в какой момент упустил сына. Когда все пошло наперекосяк.
В тот момент, когда ты поселился напротив Озборнов, наверно.
Да, все было именно так. Отношения между отцом Романа и отцом Дейна были отменные. Они понимали друг друга почти с полуслова, и хоть отец Романа отлично понимал, что Озборн это как ловушка для мух - сам ноль без палочки, но с мухами на ней приобретает какой-то смысл, - все равно не спешил отгораживаться от нового, первого знакомого в Америке. Вернее, именно такого первого знакомого.
Позже, Хенсли думал о том, что отец стал жертвой того же притяжения, что и сам он по отношению к Дейну. И чем больше он думал об этом, тем сильнее замечал разницу между Дейном и его отцом. Отец Дейна был пустышкой с хорошо подвешенным языком, в то время как у отца Хенсли не хватало искусства красноречия, что с лихвой компенсировал старший Озборн. Это и был главный секрет успеха их совместного бизнеса.
Что же касалось Дейна, то Роман понимал, почему прилип как муха к этой клейкой ленте по имени Дейн. Дейн был похож на отца, но в главном он отличался - у него не был просто отлично подвешен язык, хоть говорить он умел. Нет, в нем было что-то большее. Этот запал в глазах, шальная улыбка. Ради дружбы с Дейном, Роман с самого начала наступал себе на горло, хоть паренек и бесил его жутко. Хенсли трусило каждый раз, когда друг что-то выкидывал. Отмачивал новый трюк и выставлял Романа не в благоприятном свете. Они играли в игру "доебись до слабого", подъеби ранимого с самой первой встречи. И роли в этой игре постоянно менялись. Сейчас ведет Роман, а через минуту Дейн мастерски укладывает его на лопатки. И с каждым годом они оба понимали, что это - наркотик. Для них обоих.
Дейн был той причиной, по которой Роман вляпался в наркоту, и был той самой причиной, по которой с завидным упорством не желал с нее слезать - тогда будет вдвойне сложнее, потому что голова не будет занята синтетическим кайфом, пока этого ублюдка нет рядом.
И хоть они оба едва ли отдавали себе отчет в том, что между ними происходит, каждый в тайне признавал, что именно это все, то,что им по-настоящему нужно.
И теперь каждый стоял перед фактом потери друг друга. Вернее, Роману только предстояло узнать, что его друг_враг_зависимость решил его бросить. Но Хенсли, по обыкновению, опередил его. Выиграл этот необъявленный вслух раунд.
- Он хотел отослать меня сначала в местную академию, что тут, в Нью-Йорке, но потом ему кто-то посоветовал отправить меня подальше. В незнакомую флору и фауну. - он ухмыльнулся, затягиваясь и после бросая окурок на пол и давя его носком ботинка. Дейн стоял у самого края крыши, чуть свесившись, хватаясь руками за поручень до белеющих костяшек. Хенсли хмурится, приподнимаясь но по-прежнему оставаясь на диване. Крыша была пуста, кроме них больше никого, а здоровяк с той стороны никого и не пустит сюда больше. На город опускались сумерки и через каких-то полчаса совсем стемнеет. Зажгутся фонари и тут будет проклятая романтика. Чтоб ее...
- Ты чего там стоишь? - голос был суров, с нотками наезда и недовольства, что скрывало истинные эмоции парня. Он был взволнован и обеспокоен. Видите ли, у Дейна хватит мозгов, а вернее, отсутствует ровно то количество, что позволит этому оголтелому придурку сигануть за борт. Кретин!
- Дейн! - Роман поднимается с дивана, и плетется к Озборну, выдыхая и запрокидывая голову назад, пялясь в темнеющее небо. - Я еще не знаю, куда поеду. И я не хочу ехать на самом деле. И не хотел ехать не попрощавшись с тобой.
Говорит тихо, почти лирически. Где-то под сердцем йокнул. Он прислонился к поручну, свешиваясь как и Дейн и посмотрел на друга. Тот молчал. Сука, как он может молчать в такой момент?!
- Да пошел ты! - психанул в секунду Роман, больно стукнув Дейна кулаком по плечу, и развернувшись пошел к двери, прочь с крыши.

Ему еще никогда не было так... странно. Дейн развернул его и притянул к себе, сжимая в объятиях. И Роман, ловя раскрытыми ладонями воздух, не мог понять, что же ему делать - то ли обнять его в ответ, то ли оттолкнуть. Он пару раз стукнул его по спине, выругался, и, кажется, бросил в его сторону еще какую-то колкость. Назвал его придурком, что ли...
А потом сдался. Обнял Дейна в ответ и выдохнул. Черт, расстаться на... господи, на какой же срок? У него заныло где-то под сердцем, еще чуть ниже, где-то между желудком и сердцем. Стало как-то пусто, но вместе с тем и тяжело.
Может, мне поесть? шальная, отстраненная мысль, и Роману даже стыдно стало за то, что думает вовсе не о том. Он сам вывалил на Дейна эту новость, сам решил ему сообщить это так, словно "а, ничего такого, подумаешь не буду видеть твою тупую рожу!". Но ему было важно. Важно видеть, важно слышать голос, важно иметь возможность просто вот так обнять. Даже, если обнимать он его и не собирался. Важно, чтоб у него был в наличии этот шанс. Чтоб можно было протянуть руку и...
- Ты... - он замер, нахмурившись. Рассудок поплыл, и то ли это следствие выкуренного косяка (при чем не одного, стоит отметить), то ли он и впрямь.. - Прощаешься?
В голосе Романа звучит удивление, легкая насмешка и немного надменности, но прежде, чем Озборн среагирует, Хенсли сам его прижимает к себе ближе, и чуть наклонившись - эта паскуда ниже его, и не всегда удобно даже спорить с ним, не то, чтоб обниматься, - утыкается носом в его плечо, жмурясь и сжимая его крепче в объятиях.
Ты только не испорть все, кретин! Не испорть ничего, Дейн!
Он мысленно просит то ли друга, то ли врага, не испортить момент, понимая, как будет скучать. Как уже через пару часов его будет ломать потому, что вместо привычной почти целой ночи рядом с ним, пусть и унижая друг друга, задевая, оскорбляя, но вместе, он будет собирать свои вещи, слушать причитания матери и наблюдать такую суровую рожу отца, что тут же хочется схватиться за ствол и вынести себе мозги. А Лита будет ходить рядом, молчать и смотреть на него так, словно он уже призрак: далекий, неосязаемый, такой несуществующий.
Он будет скучать по нему. Будет ждать с нетерпением возвращения, ведь знает, связь с ним прервется. Не будет звонком, имэйлов, не будет ничего, кроме сплошной, ничем нерушимой тишины. Долгое, чертовски долгое время.
- Ну все, ублюдок... отпусти меня! - так боялся, что все испортит он, а сделал все своими руками. Сколько раз он, бывало, говорил ему: не напрягайся, Дейн, я сам все испорчу. Испортил.
Хенсли отталкивает парня от себя, поправляет пальто, дергая его на себе и делая жест руками, словно очищает одежду от близости Озборна. Роется в карманах, достает сигареты и закуривает. Выпускает пару колец в воздух, не сводя с парня взгляда, и стряхнув пепел на пол, вздыхает.
- А ты? Что будешь делать ты? Твой же наверняка что-то придумал уже? - они как-то говорили об этом. Вернее, говорили - громко сказано. Огрызались, собачились, поливали дерьмом - это да, а вот говорить... Даже сейчас это трудно назвать разговором, не говоря уж о прощании. Озборн как-то обмолвился, что папаша подыскивает для него заграничную школу. Запрет его в каком-нибудь университете, заставит стать примерным юристом или выдрессирует себе замену. Ведь один гений должен сменить другого - это про них, про семейство Хенсли, а Озборны лишь красиво подвешенный язык. Так Роман всегда говорит.
Но сейчас... сейчас ему тошно от того, что сам уезжает. Его отсылают. Да и он вряд ли останется в Нью-Йорке. Сплевывает, бросает сигарету на пол, растирая ее носком ботинка. Засунул руки в карманы пальто и вперил свой взгляд в Дейна.
- Веселая жизнь ждет, а? - ухмыляется, старается быть беззаботным, а главное - безразличным. Но в груди ноет. В голове взрываются мини атомные бомбы при одной лишь мысли - он может найти ему, Роману, замену. Найти себе другого Хенсли, который будет выбиваться из общего ряда, и будет рядом. Будет тем, с кем можно вот так проводить время, устраивать обмен колкостями, напиваться, попадать в неприятности...
Роман едва не заскулил, раскручивая этот клубок возможных сценариев. Он не заметил, что окурка уже давно нет, а выражение его лица сменилось на страдальческое. Он не хотел уезжать. Не хотел оставаться один.Не хотел терять его.

Как-то так повелось, что их отношения - это одно сплошное минное поле. Поле, по которому нужно ходить очень аккуратно, продвигаться вперед по миллиметру, а если сдавать назад, то по метру, а то и два. Так они и делали. Например, сейчас. Роман видит, что Дейн готов поговорить, но еще не понимает о чем именно. Он вроде бы хочет продолжить эту тему, сказать что-то подходящее, что-то, что не оттолкнет его, не испугает, не заставит его отпрыгнуть от данной точки на пару метров назад, снова возвращаясь в состояние, когда они - ненавидят друг друга.
Но за что?
Хенсли никогда не ощущал к Дейну прямого негатива. К нему лично - он испытывал лишь восторг, желание быть рядом и никогда и ни при каких условиях не терять его. Не разжимать рук, не дать ему испариться. Озборн был единственным лучшим другом, да и вообще другом Романа. У него не было никого. Никогда. Кроме Литы, разумеется. Но ведь Лита - она сестра. Родная, любимая, незаменимая, но сестра, а Дейн... Хенсли так отчаянно хотел быть похож на Дейна. Уметь вдохновлять так, как Озборн. Уметь зажигать в душах людей ту безграничную и бескрайнюю любовь. Стоит лишь увидеть его, стать свидетелем хоть одной его выходки, как становится ясно - он уже в тебе. Внутри, глубоко в твоей душе, под сердцем, и вычеркивать его оттуда чертовски сложно.
Они были детьми, когда впервые встретились, но этот торчащий чуб, нагловатую ухмылку и блеск его голубых глаз Роман не забудет. Он тогда улыбнулся ему и сказал: "Давай дружить!", и Роман тут же закивал головой.
Это было так давно, но с тех пор мало что изменилось. Кроме, разве что, подачи их отношений.
С каждым годом, что оба становились взрослее, в отношения затесывалось соперничество, нежелание быть хуже, в чем-то отставать. У каждого вырабатывался характер, каждый видел себя уникальный и неповторимым. Каждый хотел быть лидером. И он, и Дейн - не исключения.
Они оба варились в среде, в которой не было места простой, теплой, настоящей дружбе. Нет, они не тусовались в компании первых задир в школе, да и сами такими не были. Всегда держались обособленно, но вместе. Но дети жестоки, очень жестоки. И формирование личного Я, становление мировоззрения, давление окружающего мира, мнения родителей, да и личного желания выделиться, - все это сыграло свою роль. Они стали задирать друг друга. Гнаться наперегонки, не уступая. Жульничать. Ставить подножки.
Они никогда не знали никого ближе и роднее друг друга, но делали все, чтоб каждый сомневался в своей уникальности и незаменимости для друг друга. У обоих из них, - а Роман готов был поклясться, что это действительно так, и это не только его мнение. - было хоть раз ощущение, что он - отстой. Что в полном дерьме. Что другой не интересуется. Роман думал, что Дейну было плевать, и вместо того чтоб отступить, попытаться понять, он давил на все педали, гнался вперед. Только вперед. Ни сомнений, ни жалости, ни единой лишней мысли в голове. Неудивительно, что это привело к таким отвратительным результатам с одной стороны, и к такой прочной связи с другой. Связи между ними.
Всегда был кто-то еще, но никогда этот кто-то не имел для них никакого значения. Только Роман для Дейна, только Дейн для Романа. Но так ли это?
- Хорошо. Хорошо, - Роман кивает, засунув руки в карманы пальто, закусывает губу, выдыхает, а после переводит взгляд на пялящегося на погружающийся в ночь Нью-Йорк. Сжимает кулаки в карманах, потому что не уверен в том, что готов сделать да и готов ли? Но чувствует - это сделать просто необходимо.
- Слушай, Озборн. Я не... если бы я мог не ехать. Ну... это не мое решение, ты же понимаешь. Те наркотики, что мы... - он вдруг срывается с места и в пару действительно широких шагов оказывается позади Озборна, кладет руку ему на плечо и разворачивает к себе. Пока не передумал. - Ты - мой единственный друг, Дейн. И хоть я и ненавижу тебя, - он улыбается, отводя взгляд от его глаз. Господи, да что же так щемит в груди!? - Просто понимаешь, я...
Голос сорвался, и Хенсли замолчал, выдохнув так, словно сдался. Он не оценит. Наверняка нет. Чертов ублюдок, а Роман так боится его потерять, что готов сделать все, прямо сейчас, иначе потом будет уже поздно, чтобы что-то изменить. Хоть одно слово, Дейн, хоть одно! Я так потерян без тебя, кретин ты. Что это? Почему я так себя ощущаю? Будто кто наступил на горло и не дает ни вздохнуть ни переменить положение. Скорее бы все закончилось.